– С ума сойти! – ахнула Маша, которой я за завтраком рассказала всю историю. – Мусик, почему водитель и помощник Богданова продолжали оставаться в квартире Касаткиной после того, как ты привезла чемодан? Им следовало забрать папки и побыстрее смыться!

Я показала на мирно спящую у камина Афину.

– Это ее лап дело. Фина обожает утаскивать набитые чем-то пакеты. Вчера, когда я вышла из спальни, чтобы отнести в комнату Иры пакет с журналами, собака не растерялась, вытащила из чемодана пластиковую сумку с документами и закопала ее в своем лежаке. А я захлопнула чемодан, мне и в голову не пришло проверить его содержимое. И все мои предположения оказались правильными, Лена отдала бандитам свой ноутбук и те материалы, что были в сумке. А когда она открыла чемодан, чтобы вынуть остальное, там обнаружились чужие вещи, бандиты стали думать, что им делать, и тут, здрассти, в дверь звонит Даша.

Когда я ушла из квартиры Касаткиной, Виктор начал рыться в чемодане, но не нашел документов. Лена тоже была удивлена, но она живо смекнула: пока ее гости не получили папку, у нее есть шанс выбраться из истории целой и невредимой. Приспешники Богданова только связали журналистку, они не били ее, давили морально, пытались Лену подкупить. Касаткина знала: если до пяти утра заявленная ею статья не окажется в редакции, подчиненные всполошатся, начнут искать ее, приедут к ней домой, их не остановит сделанная по приказу Виктора запись про мигрень на автоответчике. Да, она успокоила тех, кто хотел связаться с ней, но ненадолго. Коллеги прекрасно знают: Лена крайне ответственный человек, если она не прислала материал, значит, что-то произошло. Касаткина надеялась, что ее спасут. А люди Богданова устали уламывать журналистку и от слов перешли к делу. Когда отправленный Геной ОМОН вышиб дверь квартиры, бедной Елене уже крепко досталось, она бы отдала мучителям папку, обменяла бы документы на свою жизнь, но понятия не имела, куда подевались бумаги.

А я, вернувшись домой, увидела, что Афина спит на каком-то пакете.

– Фине важно сторожить добычу, – засмеялась Маша, – она ее никогда не раздирает на части. Мусик, надеюсь, Касаткина поблагодарила тебя за ум и находчивость?

Я заулыбалась.

– Второго января меня ждут в редакции «Сплетника», хотят вручить подарок. Неудобно ехать к ним с пустыми руками, испеку для журналистов рождественские кексы, свои фирменные, с изюмом и орехами.

Манюня посмотрела на сидящего в соседнем кресле молчавшего во время нашего разговора Дегтярева.

– Зачем тебе возиться с тестом первого января? Вон стоит большое блюдо с кексами. Сейчас упакую их, и отнесешь в «Сплетник».

– Да, да, – оживился толстяк, – отличная идея, принесу из кладовки корзинку, постелем в нее салфетку, завяжем на ручке банты…

– Есть декор из пластиковых еловых веток, – затараторила Маша, – получится очень красиво.

– Я пекла эти кексы для вас, – напомнила я.

– Мы готовы отдать их журналистам! – воскликнул Александр Михайлович.

– Мусенька, мы не хотим, чтобы ты утруждалась в праздник, – защебетала Манюня.

– Незачем вам возиться, – подала голос Ирка.

Некоторое время я смотрела, как домашние с энтузиазмом укладывают маффины и украшают корзину, а потом воскликнула:

– Ладно! Вы правы. Пусть эти кексы уезжают в «Сплетник», испеку вам третьего января коврижку по особому рецепту.

– Только не это, – хором воскликнули Дегтярев и Маша, потом Александр Михайлович прибавил: – Пироги должен печь пирожник.

Манюня обняла меня.

– Мусик, ты лучше всех! Но твоя выпечка… э… такая своеобразная, необычная… понимаешь… пироги должен печь пирожник, у сапожника кексы не очень хорошо получаются, а уж у сомнительных детективов они просто убийственные.

Татьяна Устинова

Никогда я не был на Босфоре

– Ну вот, – сказал гид. – Перед вами – Босфор.

– Никогда я не был на Босфоре, – тут же процитировал интеллектуал Паша Семенов. – Ты меня не спрашивай о нем!

– А дальше как? – насмешливо поинтересовалась Маша Машина – такое у нее было имя, а может, она его себе придумала!

Маша не делала никаких попыток выйти из микроавтобуса, дожидалась, кто первым подаст ей руку. Первым руку подал гид. Маша оперлась на нее и, неторопливо перебирая длинными ногами, опустила себя на асфальт.

Нэсси посмотрела на нее и отвернулась.

И чего там перебирать ногами – две ступеньки всего?! Но у Маши все равно получалось перебирать, да еще так, что все мужчины немедленно кидались помогать, поддерживать, услужливо подставлять руки, плечи и другие части тела!..

– Так как там дальше, Паша? Про Босфор?

Интеллектуал Семенов не знал, как дальше, а потому радостно объявил общественности, что по Босфору идет огромный сухогруз, хотя общественность и без него отлично это видела.

– Я в твоих глазах увидел море, полыхающее голубым огнем, – неожиданно высказался гид.

Маша Машина захлопала в ладоши, приподняла темные очки, сверкнувшие вдоль оправы бриллиантовыми капельками, и глянула на гида.

– А дальше? – это Светлана Петровна спросила.

– Дальше, дальше! – подхватила Маша и кончиками пальцев слегка коснулась гидовой куртки, как бы поощряя и награждая его своим прикосновением.

– Не ходил в Багдад я с караваном, не возил я шелк туда и хну, – как ни в чем не бывало продолжил подкованный гид. – Наклонись своим красивым станом, на коленях дай мне отдохнуть!

– Браво, браво! – закричала Маша, и Верочка посмотрела на нее неодобрительно.

До появления Маши Машиной первой красавицей в компании считалась она, Верочка, и ей не нравилось, что «переменчивая толпа» уже короновала новую королеву, а про старую все позабыли!..

Хорошо, что я не королева, подумала Нэсси.

И еще она подумала так: зачем меня-то сюда понесло?! Не могла сказаться больной, что ли?! Придумать срочные дела в Москве?! Записаться на курсы повышения квалификации?!

Все романтики тебе не хватает, пояснила ехидная Нэсси-inside. Все приключений тебе хочется на собственную… м-м-м… ну, пусть будет голову! Все тебя тянет растравлять раны и скорбеть о прошлом, которое было столь прекрасным, что будущее, конечно же, уж наперед известно, таким прекрасным ни за что не станет!

Нэсси-outside нацепила на нос темные очки – Босфор сверкал невыносимо, – подошла к краю парапета и посмотрела в воду.

Вода была чиста и прозрачна до самого донышка, до плотного коричневого песка, на котором лежали заросшие зелеными бородами водорослей камни. Были камни большие и маленькие. Большие выступали над водой, и хотелось упрыгать по ним в Босфор, и зеленые бороды колыхались вокруг подсыхающих каменных лысин.

– Господи, тепло-то как! – мечтательно сказала Светлана Петровна, расстегнула дубленку и распахнула ее. – Мне не верится, что январь и всего три часа назад мы были в Москве!

– Я должна позвонить в свою квартиру в Монако! – неизвестно зачем объявила Маша Машина. – Мой друг хочет поставить свою машину в мой подземный гараж, и я должна позвонить, чтобы его пустили. У него спортивная машина, а я живу с видом на трассу Формулы-1!

Гид восхищенно поцокал языком. Паша Семенов подумал и тоже поцокал. Виталий Васильевич спросил, ловят ли в Босфоре рыбу, а Гриша так и не оторвал от уха телефон. Он разговаривал с той самой минуты, как самолет приземлился в Стамбуле.

Нэсси рассматривала рыбок, которые крутились вокруг камней. Турки, толпившиеся на пристани, бросали им куски лаваша, которые на лету хватали жадные, толстые и громогласные чайки. Смуглые турецкие дети визжали и носились между столиками уличного кафе, смуглые турецкие мужчины в турецких кожаных куртках степенно курили, смуглые турецкие женщины в платках и длинных пальто, с кошелками, пристроенными на локоть, громогласно переговаривались, Босфор слепил глаза.

Он был голубой, синий, зеленый, желтый, а дальше вообще непонятного цвета, и солнце, отражаясь от чистой воды, било по глазам, и сухогруз вдруг заревел обиженным басом.